ребенок в детском саду

Война… Те, кто ее прошел, неохотно делятся воспоминаниями. А о подвигах и вовсе говорят как об обычном повседневном деле. Другое дело — дети. Как они увидели войну, описано подробно и детально в книге Алексиевич «Последние свидетели». Страшная горькая правда, которую читать-то тяжело, а пережить маленькому ребенку — и вовсе немыслимо. Но смотрите как, пережили, переступили и нашли в себе силы идти дальше.

Что интересно, дети, прошедшие войну или эвакуацию, помнят какие-то эпизоды, даже с двухлетнего возраста. Свидетели того времени — гости, которых очень ждут 9 мая в детском саду. Ведь это единственная связующая нить между нами, из совсем другого поколения и детьми 40-х годов.

Мы поговорили с одной из «дочерей» войны — Тамарой Степановой Навасардой, правнучкой знаменитого составителя армянских букварей.

Когда началась война, мне было 2 года. Нас эвакуировали из Москвы в Тбилиси. Я ходила в грузинский детский сад и мне было очень тяжело. Помню, что носила в сад карточки на питание, крепко зажав их ладонями. А однажды, чуть ослабила ладони, и карточки смешались с осенней листвой. Досталось же мне от мамы. Бабушка, оставшаяся в Москве, сдавала кровь, и за счет этого могла нам присылать вкусные посылки: сгущенку, макароны. Макароны мы замачивали водой, получалось тесто, из которых готовили оладушки. А в баночке сгущенки мама делала две дырочки и наливала очень редко в чай. Я тайком от мамы прикладывалась к этим дырочкам и высасывала сгущенку.

Вообще, было постоянное ощущение голода. С тех пор я всегда ценю еду, никогда ее не выбрасываю. Если что не доедается, отдаю собакам.

Мама выступала в оперном тбилисском театре, поэтому мне приходилось ее дожидаться допоздна дома. Помню — сидела на стульчике в темноте и ждала ее.

Игрушек как таковых не было. Вот если только куклы. Голова пластмассовая, а все остальное тряпичное. Делали их сами.

После победы вернулись в Москву и я пошла в первый класс. Вернулась в первый же день. Мама спрашивает: «Какую оценку получила». Пять? Нет. Четыре? Нет. Три? Нет. Двойку? Нет. Кол? Нет. А что же ты тогда получила? Адын — сказала я с грузинским акцентом, и потом еще долго не могла от него избавиться.

По возвращении нас поселили в нашей квартире, но на кухне, т.к. в комнате уже проживали люди, чей дом разбомбили. И вот так, вчетвером: я, мама, бабушка, дедушка — размещались на одной кухне. Под ночь складывали доски и ложились рядочком.

С одеждой было туго. Ходила в основном в кожаных туфельках, даже зимой, поэтому ноги очень сильно мерзли.